Чт, 24 Мар 2016 22:15:41

JAMES BARNES

Это никогда не кончалось. Боль, капа в зубах, электрический ток, проходящий через его голову. Множество мыслей уничтожалось в один момент, опустошая голову и сознание. Это было похоже на вакуум, заполнивший всё пространство, но это было лишь обнулением, обычным для него. Иногда ему казалось, что это в последний раз. Что вот-вот его мозг не выдержит и оборвётся жизнь. Он не держался за это жалкое существование, иногда мечтая о такой простой смерти. Но истерзанное опытами тело боролось, кричало и билось в агонии, сохраняя жизнь и сознание. Вот только память оно сохранить не могло.
«— Но я знал его.»
Яркие образы, отрывки фраз, знакомый до боли в груди голос. Зимний солдат цепляется за это так сильно, как будто от этого зависит его жизнь. Он понимает, что упускает что-то важное. Впервые настолько важное, что всё внутри переворачивается и он совершенно никого не слышит вокруг. Это именно то, что делает его живым. Но сейчас солдат чувствует только боль, забирающуюся в самые потаённые места его души. Она уничтожает его изнутри, сжигая всё на своём пути. Он уже не чувствует свои пальцы, мечтая скорее потерять сознание, как обычно бывает после процедуры. Мужчины в белых халатах расплываются перед ним и он уже не может видеть. Слёзы застилают глаза, а потом он проваливается в небытие.
Первое, что чувствует солдат, это боль. Она везде, в голове, в мышцах, в мыслях. Ему кажется, что весь воздух вокруг пропитан болью. Он отравляет его и не даёт дышать. Лёгкие горят огнём, руки дрожат, и только спустя несколько мучительных секунд он вспоминает как дышать. Резкий хриплый вдох болезненно отдаётся в рёбрах, но теперь он хотя бы может дышать. В помещении воздух спертый и горячий, но его руки ледяные. Зимний открывает глаза и тут же закрывает. Неяркий свет режет и заставляет глаза болеть. Солдат не помнит сколько времени пробыл в отключке и что делал до этого, но он прекрасно понимает, что послужило причиной такого состояния. Его снова стёрли.
Когда глаза привыкают, он смутно узнаёт это место. Вокруг уже нет толпы из учёных-механиков, которые любят ковыряться в его руке и, возможно, специально дергать его за нервные узлы. Ничто так сильно не болит как эта чужая рука. Зимний безумно злится, когда она выходит из стоя. То, что делает его сильнее, способно так легко ломаться.
Логическая цепочка из мыслей приводит его к тому, что он не помнит как получил это увечье. При попытки хоть что-то вспомнить, голова начинает болеть сильнее, как будто тревожат новую рану. Зимний откидывается назад. Он всё ещё в этом ужасном кресле, но сил встать у него нет. Он совершенно опустошён и измотан. Возможно сейчас его снова отведут на заморозку, а потом он заснёт на многие годы и потеряет в памяти это помещение и ужасные ощущения потери. Он даже считает это лучшим раскладом; терпеть боль снова и снова становится совсем невыносимо. Дыхание постепенно приходит в норму и он может оглядеть помещение. Пустая клетка с одним лишь прибором, который рвёт на части его мозг всё снова и снова. Отдельное помещение без окон с слишком уж толстыми прутьями клетки. Какая честь.
Но он не один. Напротив, прислонившись к стене стоит человек, явно ожидающий его пробуждения. Он расслаблен и не держит его на прицеле. Только один человек позволяет себе так себя вести. Командир Рамлоу наблюдает за ним без эмоций, хотя Зимний тут же реагирует на его поджатые губы. Он пока не способен анализировать эмоции другого человека, но тут скорее срабатывает память и он чувствует угрозу, хотя прекрасно может справиться с этим человеком.

Кроссбоунс

Под закрытыми веками он видит свои видения, пока Зимний отчаянно пытается ухватиться за обрывки несказанных фраз и забывшихся мыслей. В тревожной темноте один образ - который он видел чуть раньше, когда пришел в место, где его совершенно не ожидали увидеть.
Зачем он пришел в Исторический музей, сразу пробравшись к отделу со Второй Мировой, Брок точно сказать не мог. Он мог соврать и себе, и другим, например, сослуживцам, если будут спрашивать, что собирал информацию - у ГИДРы её, конечно, было предостаточно, самой надежной, из самых тайных источников, но сбор данных о враге методом нахождения в живой среде всегда приветствовался его начальством. Документы, выписки, бумаги могли сказать одно и были в какой-то мере довольно скупы, а вот живая молва, людские мнения и высказывания были гораздо более точны. Он вполне мог появиться здесь для того, чтобы насладиться тем, как снизилось количество посетителей у стэнда с кэпом, когда он стал объявлен в розыск стараниями Рамлоу и остальных, и отдельно получить удовольствие от того, что люди теперь говорят про него. Но он пришел сюда не за этим.
Среди многочисленных кадров со Стивом и с битвами из военных хроник были несколько с человеком, которым раньше был Зимний Солдат. Джеймс Барнс - так его звали, и похож он был на черно-белой пленке на простого парня - за такими увивается стайка девчонок, а жизнь они отдают на войне, оставшись в памяти людей в лучшем случае не мемориале среди многочисленных фамилий в своем небольшом городке. Он был достоин глупого сокращения своего имени - Баки - так его, кажется, назвал кэп, скорее кличка для пса, а не для человека. Брок таких не любил, и если бы они когда-нибудь встретились с тем, прежним (он всегда старался не думать об этом - от человека на экране его тянуло отвернуться и поморщиться) они бы точно были по разные стороны. За этим он и пришел сюда - понять, насколько различаются Баки и Зимний солдат, находящийся сейчас во власти медиков.
Пришел, чтобы убедиться, что Джеймс, его Джеймс не имеет ничего общего с улыбающемся парнем на выцветшем фото.
Он открывает глаза, когда слышит, что Зимний пошевелился - он пришел в себя быстрее обычного. Рамлоу подходить не спешит, даже снедаемый неясным огнем изнутри, от которого чешутся руки и хочется крови - немного Зимнего и всей - Стива Роджерса. Не передать, сколько эмоций он ощутил, когда приставил винтовку к его голове, и каких усилий ему стоило не выпустить пулю в его затылок. Но Брок сдержался - ему нечего было бы делать не службе у ГИДРы, если бы он этого не умел. Сдержался, пряча досаду под ухмылкой и нетерпеливую дрожь в пальцах под грубой тканью перчаток.
Он подходит только через пару минут, когда Джеймс не просто шумно дышит, но и пытается оглядеться. Конечно, это нечестно, но осознание этого плещется где-то на краю океана из сжигающего чувства у него в мыслях. Что, если Джеймс помнил его все это время? Что, если среди вздохов и стонов, когда ночью они оставались одни и Джеймс шептал его имя, думал он о другом, хватаясь за постепенно проявляющиеся воспоминания, похожие на выступающие образы на проявочной пленке? Ему уже не хватает пары секунды для того, чтобы отвернуться и взять себя в руки, которые снова нервно и сами сжимаются в кулаки, так, что приходится насилу разжимать пальцы. Ему нужно больше.
-Ты знал его, да? - повторяет он слова Зимнего, просто, почти дружелюбно, ставя ногу на один из выступов странной машины и опираясь локтями на выставленное колено. Так он еще ближе, неприятно ближе, и он видит, как теряется Джеймс под его пристальным взглядом, совсем не сочетающемся с тоном. Брок смотрит колюче и цепляюще, боясь увидеть в абсолютной пустоте джеймсова взгляда хоть какое-то понимание его слов, и, что еще хуже, осознание целостности воспоминаний. Но внутри него совершенно ничего, даже спустя несколько ударов сердца в висках, которые Рамлоу отсчитывает про себя не только ради выводящего ожидания, но и ради успокоения. Четыре. Пять. Издевка становится осязаемой:
-Двое мальчишек из Бруклина нашли утешение друг в друге?

JAMES BARNES

Напряжение висит в воздухе и даже Зимний это чувствует. Он не ежится от холода, гуляющего по клетке, но и не предпринимает ничего. Он не боится Брока, но почему-то ему хочется чтобы он ушёл. Сейчас солдат ощущает себя слабым, уязвимым. И ему просто непривычно появляться в таком виде перед Рамлоу. Он точно бы исправил это, если бы не сильная боль в голове. Сейчас она поутихла, но чувства потерянности, выброшенной на берег рыбы, всё ещё осталось и Зимний просто уставился взглядом в стену, желая просто сдохнуть.
Его никогда не спрашивали, больно ли ему. Его просто привязывали толстыми грубыми ремнями к кушеткам и рвали плоть, позаботившись лишь о том, чтобы он не умер от болевого шока. Когда это случилось в первый раз, Джеймс несколько раз терял сознание и находился в такой агонии, что он просто умолял своих мучителей дать ему умереть. Но пытки продолжались снова и снова. В его тело вживали непонятные механизмы, делая из него робота. Будь у Барнса чистое сознание и хоть какая-то возможность думать о чём-то другом кроме смерти, он бы посмеялся над этими учеными и их проектами. Но ему было совершенно не смешно.
В очередной раз они вторглись в его голову, желая стереть то, что было неудобно, неправильно и губительно для Зимнего солдата. Он давно потерял воспоминания о том, когда это произошло впервые, но ощущения, чувства всё ещё были в его голове. Этого стереть было невозможно. Они терялись на фоне других, таких же жестоких и неправильных. И Зимний солдат прятал их глубоко внутри, чтобы рука на очередной миссии не дрогнула.
Рамлоу смотрит на него, стараясь скрыть свои настоящие эмоции, но Джеймс всё равно понимает, что тот напряжен и находится на низком старте. Это не пугает его. Скорее тоже заставляет нервничать и вжиматься спиной в процедурное кресло. Он не боится его, но атмосфера, которую тот создаёт, давит и разрушает не хуже электрошока.
Брок подходит ближе, а солдат просто ждёт. Он не мучается в догадках. Сейчас его мысли пусты как и пять минут назад. Ему просто хочется опять отключиться, чтобы не чувствовать боль. Но мужчина напротив задаёт вопрос и явно хочет получить на него ответ.
Джеймс хмурится и напрягает память. Он не понимает о чём его спрашивают, кого имеют в виду. Память молчит, заперевшись на десять замков и не пуская к себе Джеймса. Он сжимает руки в кулаки и понимает, что не привязан к креслу. Это даёт небольшую, но всё же расслабленность и Барнс непонимающе поднимает глаза на Рамлоу. он растерян и немой просьбой просит у него хоть какой-то подсказки или помощи. Он понимает, что его спрашивают не о миссии, не об отчете, а о чём-то личном. Вот только у Зимнего солдата уже 70 лет нет ничего личного.
— Что? — следующие слова ещё сильнее запутывают солдата.
Бруклин. У него была там миссия в 89-том. Тогда он работал в команде с отрядом оперативников, которые должны были его прикрывать. Миссия была простая, но напряженная. Странно, что после всего он помнит это задание, хотя никогда не цеплялся за эти убийства, не приносящие ему совершенно никакого удовольствия.
Почему он спрашивает его об этом? Почему просто не проводит до криокамеры и оставит в ней гнить? Джеймс сильнее сжимает кулаки и часто дышит. Ему хочется понять, что заставило Рамлоу задавать такие вопросы. Он не мог просто так взять и сказать ему о чём-то подобном. Он знал что-то, что было недоступно Зимнему солдату.
Сейчас ему совершенно не хочется смотреть ему в глаза, но он смотрит. И Джеймс ищет поддержку, надеясь, что Брок просто объяснит ему всё, но на его лице лишь раздражение. Он чувствует, что это не просто так. Барнс нуждается в этом знании. Что-то внутри него кричит, пытаясь добраться до истины.
Но он просто не помнит.

Кроссбоунс

Воздуха катастрофически мало, и Рамлоу резко втягивает его в себя. Даже глубокий вдох не дает облегчения тянущему чувству, которое, кажется, только усиливается. Обычно этим сопровождается его сильный гнев, но сейчас он не зол - действительно не зол, хоть, появись здесь сейчас идеально квадратная голова кэпа, он бы размозжил её об любой каменный выступ. Нет, он не злиться, по-крайней мере на Джеймса, он просто хочет понять, было ли то, что творилось между ними правдой. Брока Рамлоу опасно было обманывать, особенно в том, что он считал своим.
На лице Барнса ни намека на понимание, которое Брок подозревает, которое почти ищет, потому что уверен - с такими как он никогда не получается, от таких как он всегда уходит, таких как он никогда не терпят. У них, конечно, все неопределенно, по темным углам и с недомолвками, но когда Зимний с ним, Рамлоу не сомневался в его искренности. Он иногда почти что ребенок, которых Брок откровенно не терпит, поэтому и с ним снисходительно небрежен и сдержанно груб - такой вряд ли будет лгать и прятать что-то под бионической броней сердца и холодным, прозрачным зеленым оттенком глаз. Так ему казалось, пока он не увидел смятение в его глазах и всё его скупое доверие не пошатнулось при звуке неуверенного голоса - такого непривычного - "но я знал..."
-Твой друг. - ударение на каждом слове, каждое с балластом, камнем, который тянет ко дну. Даже если Джеймсу стерли память, Брок, почему-то, уверен - натолкни его, заставь вызвать в голове образ, и тот вспомнит Роджерса. Внутри зеркальной коробки - как у фокусника - пустота, но стенки у неё зеркальные, и прячут двойное дно. Стоит только постучать, задеть, подковырнуть - и вот оно, сокровище, спрятанное от чужих глаз.
Кэп был частью картины его мира, по крайней мере, мира того Баки которого он видел на фотографиях и кинолентах в Музее. ГИДРА, конечно, умела многое, и, пожалуй, лучше всего - разрушать судьбы и с мясом ломать жизни, но она не умела отбирать личность. Подавлять, лишать воспоминаний, причинять невероятную боль, но не менять личность, хоть в случае с Барнсом они и продвинулись на несколько шагов вперед. Но под металлической оболочкой, жгущейся неземным холодом все еще был кэпов Баки, и, наверно,  этого Брок боялся больше всего.
-Когда вы познакомились, он был сосунком. Может быть, ты помог ему оторваться от мамкиной сиськи. Может, даже защищал его. - больно от слов не Зимнему, а ему, и разбереживают, почему-то, именно его незакрытые раны. Поначалу он и не хотел приносить ему боль, даже по меркам Рамлоу ему выпало слишком много, но злость слишком осязаема, а рядом нет слащавого глупого кэпа. Вот каких выбирают. Вот с какими остаются. Вот кого не забывают и к каким уходят.
-Ты же помнишь его. - Утверждение звучит открыто, и следующим могло быть похожее на пулю "Не лги мне!", но Рамлоу молчит, стискивая зубы до желваков и почти неощутимого скрежета. Рывком отстраняется, отворачиваясь и неконтролируемым жестом проводя по волосам, лишь бы не видеть совершенно чистое непонимание, слишком похожее на растерянность в его глазах, смешанную с осознанием до очередной процедуры. И уверенный - вот-вот услышит в спину что-то вроде "Я помню. Человек на мосту.." или, еще хуже, доставит Рамлоу удовольствие услышать его имя, способное в мгновение вызвать в нем всепоглощающую, необоснованную ярость.

JAMES BARNES

Он умоляюще смотрит на Брока, прося хоть какую-то подсказку, мысль, за которую можно ухватиться, но встречается только с рассерженным холодным взглядом. Он понимает, что будь это не важно, Рамлоу просто бы как обычно проверил его состояние и ушел; в лучшем случае он бы остался с ним подольше и помог прийти в себя после обнуления. Но то, что творилось сейчас, было непривычно для Зимнего и пугало. Он не знал о ком его спрашивали, но смотря на реакцию Рамлоу, солдат понимал, что это что-то важное, что-то, что нельзя забывать.
Он глубоко вдыхает, лёгкие наполняются кислородом, а голова начинает кружиться, но несмотря на это, он снова упрямо смотрит на Брока, желая чтобы он просто перестал его мучить. Бесконечные обнуления лишили его слабости, балласта, который заставил бы его руки рожать, когда он сжимал своё оружие. Теперь он был несокрушимым оружием гидры, призраком разведки, Зимним солдатом. Был.
Здесь и сейчас на операционном кресле сидел зашуганый мужчина, который пытался разобраться в реальности. Ему не хватало сил, а единственный, кому он доверял больше, чем себе, требовал от него чего-то невозможного.
Друг? Какой к чёрту друг? У Джеймса никогда не было друзей. Ни здесь, ни раньше. Он не помнил, чтобы хоть кто-то в этом мире отнёсся к нему по-дружески. Рамлоу был для него опорой, помощью в самые тёмные времена. Истерзанная душа солдата находила в нём всё в чём нуждалась, и Барнс был благодарен ему. Однако он помнил что такое "друг". Совершенно небольшие отголоски сознания отдавались тупой щемящей болью, когда Брок так настойчиво спросил его о друге. Даже привычное обнуление не смогло полностью уничтожить последствия встречи со Стивом. Он больше не помнил его лица или имени, но он чувствовал. Это было чем-то важным для него, может они даже были братьями.
— Откуда ты знаешь? - Барнса скорее не злят его резкие слова. Он привык к грубости Брока, к его вечным заморочкам, которые лишь осложняют ему жизнь. Он не хочет подаваться на его провокацию, но он физически ощущает его злость. Рамлоу всегда был вспыльчивым и жестоким человеком, но обычно негативные эмоции всегда выливались в нечто другое по отношению к Джеймсу, однако сейчас ему казалось, что он оказался на допросе. Вот только ответов у него не было.
Вопросы Брока почему-то приносили боль. Джеймс понимал, что к ничему хорошему это не приведёт, но напористость Брока просто убивала его. Чего он хотел добиться? Того, что он наконец-то вспомнит? Любое копание в памяти отдавалось сильной болью в висках, поэтому солдат не спешил пытаться воссоединиться со своими воспоминаниями.
Рамлоу почти кричит. В пустом помещении это звучит ещё громче и Зимний резко поднимается с кресла. Он чувствует, что что-то внутри него кричит о том, что он прав, что у него действительно есть друг. Но Барнсу кажется, что этот друг сейчас в другой вселенной, некий фантом, который никогда его не настигнет. Ему важно лишь то, что творится именно сейчас, именно в этот момент. Он знает, что Рамлоу хочет прижать его к этим холодным стенам и выбить всю дурь, с размаху заезжая по рёбрам, а потом грубо поцеловать, как он обычно это делал. И солдат просто позволит ему сделать это, потому что остро нуждается в нём. Именно Брок позволяет ему не сойти с ума, не всадить в висок пулю.
Но сейчас Джеймс чувствует, что упускает что-то важное, и ему действительно хочется вспомнить. Вспомнить то, чего так сильно боится Брок. Это нечестно по отношению к нему, но ещё более нечестно по отношению к солдату. Это разрывает его на куски. Он не хочет предавать его, ведь чувствует, что в тот момент, когда вспомнит, уже не будет пути назад.

Кроссбоунс

Он все еще не оборачивается, когда слышит, что Барнс встает. Он видит это воображением - Джеймс встает резко, так, будто хочет противостоять ему в еще не начавшейся борьбе, будто хочет что-то доказать, и это действительно удивляет Брока, заставляет его есть не обернуться полностью, то повернуть голову в его сторону и изогнуть бровь. Джеймс никогда не пытался противостоять ему открыто, высказывая недовольство во взглядах, в жестах, в тоне. Но открыто против него он не шел никогда, и Брок знал, что это обусловлено не только их рангом. Зимнему по-большему счету было наплевать на ранги, и стоило ГИДРЕ хоть немного потерять над ним контроль, он бы начал крушить все без разбора. Но Рамлоу он не противился никогда, даже когда тот откровенно, на пробу перегибал палку, пытаясь доказать свою власть над ним слишком жестко и резко. Рамлоу подозревал, что это своеобразная форума доверия - он бы тоже, какой бы жесткостью не славился, не стал бы заходить слишком далеко для развлечения или чтобы испытать его терпение. Этот союз был странным и вынужденным, но тем не менее он был, и Брок теперь ни за что не расстанется с тем, что теперь его.
-Мне сказал ты. - с одной стороны он лжет, но с другой говорит чистую правду - Джеймс сказал это не только ему, а во всеуслышанье, пару часов назад. За что и поплатился очередным лишением воспоминаний. Прежде, чем обернуться, Рамлоу неожиданно думает, что, скажи Барнс это только ему, поделись он тем, что он помнит Роджерса только с ним, Брок бы и сам рекомендовал медикам обнуление и отчитался бы об этом Пирсу. Это было жестко, несправедливо и нечестно, но это смогло бы выбить кэпа из его головы хотя бы внешне. Хоть Брок и сомневался, что это полоскание мозгов хоть немного могло вывести яд в виде невыносимого холёного героишки.
Теперь Зимний перед ним, но стоит он не так, как предполагал Брок - не с желанием воевать, а, скорее, устало, вымученно, не для того, чтобы хоть как-то ему сопротивляться.
-Ты знаешь его. - просто говорит он, уже не спрашивая, а утверждая. Утверждая опасно, будто угрожает, а не констатирует факт.
Когда в таком состоянии они оба, ударить Барнса легче простого, и Рамлоу делает это, в широкий шаг оказываясь рядом и ударяя по лицу. Джеймс легко пошатывается и валится обратно в кресло, а Брок снова сжимает зубы, прогоняя всяческое отвращение к себе и глядя куда-то поверх, только не во все так же пустые глаза. Удар был несильным, но костяшки болят все равно, болят, словно физическое воплощение совести, надежно заткнутой куда-подальше, но все равно проявляющейся в тупой физической боли.
-Может быть, ты даже любил его. Трусливо, пока другие не видят. - последние слова как плевок, совсем не сочетающиеся с жестом - Брок протягивает руку и кончиками разведенных пальцев очерчивает овал его  головы от скулы до подбородка. Касание не мягкое, скорее - собственническое, хоть в нем нет ни властности, ни жесткости. Только отстраненно -холодное желание обладать.
-А может, любишь до сих пор. - в конце предложения полноценный удар, который даже сильнее того, который Брок наносит в следующую секунду, широко отводя руку и с размаху ударяя его по скуле. Он растерян не хуже Зимнего, и не знает, за что именно бьет - за то, что Джеймс утаивает от него что-то, за то, что то, что он испытывает к кэпу - настоящее, не уничтоженное даже встряской мозгов,  за то, что Джеймс предпочел бы парня в трико ему, Рамлоу, с вероятностью в сто процентов, а может, он бьет за все сразу, и в особенности - за то, что во всех этих случаях Джеймс просто неосознанно игрался с ним, довольствуясь тем, чем придется. В данном случаем - Броком Рамлоу.

JAMES BARNES

То, что творится сейчас между ними, он совершенно не понимает. Ему хочется чтобы Брок всё объяснил, рассказал ему о том тайном друге, по которому болит душа Барнса, но он давно знал, что в гидре так не бывает. В гидре никогда не было так, как хотел он. И даже сейчас, вместо того, чтобы дать ему прийти в себя или понять кто такой этот "друг", Брок просто звереет и из принципа молчит. Это разозлило бы самого Зимнего, если бы он сейчас не был так потерян. Это давит его и заставляет ещё сильнее копаться в себе, однако от одного лишь желания солдат не способен вспомнить то, что так сейчас необходимо.
Он тяжело вздыхает и опускает взгляд вниз. Сейчас он понимает, что единственный, кто может помочь ему, это Рамлоу, но тот лишь заряжает воздух своим раздражением и требует от Зимнего невозможного. Чувства, рождаемые этими неприятными вопросами, только сильнее давят на него. Джеймс хотел бы от них избавиться, даже несмотря на то, что они кажутся ему сильно важными. Они мешают ему, съедают изнутри и заставляют чувствовать такую тревогу, от которой подкашиваются ноги. Зимний хочет протянуть руку к нему, ухватить за грубую ткань военного жилета, впитавшего его запах, но Рамлоу резко подаётся вперёд и бьёт его по лицу. Он делает это не в полную силу, Джеймс давно научился это различать. Его голова безвольно откидывается на бок и он чувствует лёгкое головокружение, на боль он давно перестал обращать внимание.
- Прям как ты? - смеется Барнс. Он уже совершенно не соображает, что творит. Удар Брока настолько его дезориентирует, что сил пытаться хоть как-то разобрать в себе не остаётся. Зимний привык, что любой удар, любую сломанную кость он заслужил. Однако именно сейчас понимает, что просто становится очередной жертвой эмоции Кроссбоунса, и это его бесит.
Второй удар выбивает из него весь дух, заставив на несколько секунд выпасть из реальности. Возможно, он даже теряет сознание. В таком состоянии, сразу после обнуления, Зимнего можно сравнить с овощем. И Рамлоу умело этим пользуется.
А что если это правда? Что если он действительно кого-то любил в прошлом, а сейчас просто забыл? Это не разрывает Зимнему сердце, не лишает его рассудка и не превращает обратно в статую. Он просто яростно смотрит на Брока, долго и упрямо, желая заглянуть ему в душу. Солдат медленно слизывает кровь с уголка рта и морщится.
Ему достаточно всего лишь минуты в таком состоянии, чтобы понять что к чему. Рамлоу теряет бдительность, забывает с кем находится в одной комнате. Дикий зверь, способный убить его одним ударом, зашугано притаился в кресле, но вот только он больше не собирается подставляться. Зимний ловит его руку здоровой, а бионической хватает за горло крепко, но не ломая кости. Он резко подаётся вперед, и Брок точно бы потерял равновесие и упал, если бы не рука, державшая его. Джеймс оттесняет его к стене и хочет уже сжать протез, услышать хруст костей и предсмертный тихий всхлип, но не делает этого. На долго его просто не хватает. Он просто слабак, который не может убить командира. Он просто не способен причинить ему вред.
Солдат разжимает руку и оставляет её где-то в районе ключиц. Он напряжен и физически чувствует давление. Тоска по кому-то, тоска по Броку и просто дикое состояние после обнуление наваливается на него и он просто утыкается лбом в плечо Рамлоу, не выдержав всего этого. Эта странная и непривычная нежность совсем у них не в почете, но он нуждается хоть в чём-то нстоящем, чем-то, что находится здесь и сейчас, а не в фантомном прошлом. И Джеймс прижимается к нему сильнее, игнорируя тот факт, что он просто нагло придавил Рамлоу к стене. Пусть постоит. Не растает же.

Кроссбоунс

Он хватает его за ткань рубашки на боку, но не в ответ на проявление агрессии, даже не в ответ на то, что Джеймс сжимает его горло, и натягивает её, больно, сильно, жестко, только потому, что он задел его словами. Не действиями - Рамлоу бы не служил здесь, если бы боялся смерти, не провоцировал бы Джеймса, если бы боялся его, и не пытался бы вызвать хоть какие-то эмоции. Нет, его злят слова, потому что Барнс сам того не понимая сравнивает их связь со связью его со Стивом, а любая такая выходка, любое сравнение и упоминание себя в противовес кэпу Брок воспринимает как личное оскорбление. Он этого не терпит, и Джеймсу нужно было уже догадаться, что ярость его направлена напрямую ему только наполовину. Остальная половина предназначена тому, кого нет в этой комнате, зато его с его памяти, и это все еще бесит.
Рамлоу делает попытку улыбнуться и даже засмеяться - ему мешает не ненависть, не ситуация, а его рука, но Зимний все равно должен различить на его лице знакомую и наверняка раздражающую его снисходительность. Когда его отпускают он только делает это в полную силу - хрипло посмеивается, ловя воздух, которого явно не хватает в груди под его тяжелой рукой.
Что-то в нем почему-то верит, что это не следствие усталости. Что Джеймс не проявляет слабость просто потому, что сейчас он действительно слаб. Неужели ему не хватило бы еще немного сил, чтобы сдавить пальцы? Рамлоу все еще усмехается, с явным удовольствием наблюдая маленькое проявление его зависимости от командира. И тогда ему приходит до ужаса простая мысль, потрясающая по своей ясности и легкости выполнения идея, которая навсегда бы расставила все по местам, давая Джеймсу понять где и с кем его место.
-Джеймс..- губы задевают волосы и ухо, но он не отстраняется. Тон не мягкий, но тихий, способный добраться до самой сущности, влияющий быстрее и сильнее, чем крик. -Теперь он твое задание, Джеймс. ГИДРЕ нужно его устранение. Докажи преданность.
Он не проявляет ложной мягкости - Барнс всегда разгадывает её и реагирует на ложь, словно недоверчивый обманутый раньше ребенок. Он такой, как обычно - грубый и бескомпромиссный, не терпящий неуважения и неподчинения, или излишней лести, и это должно сработать, Брок почти уверен. А потом останется только смотреть на это издалека, и это зрелище доставил ему даже больше наслаждения, чем если бы он сделал это сам. Единственный, кому бы он еще позволил убить Стивена Роджерса - Зимний солдат, и осознание этого стирает усмешку с его лица ради напускной серьезности, но заставляет его ликовать изнутри.
-Вы были друзьями, но это время прошло. Ты сделаешь мир лучше. - в убеждении Броку равных нет - он умеет не только целиться и спускать курок. Зимний все еще неподвижен, а вот Брок медленно разжимает руку, отпуская его рубашку, а потом невесомо проводит по тому же месту, оставляя между тканью и ладонью ощутимый разрыв, просто чтобы Джеймс почувствовал не прикосновение, а жар его рук сквозь рубашку. Роджерс все еще существует внутри его головы, но он только внутри, похожий скорее на призрака, на тень, чем на полноценный образ, как бы Барнс не любил его. А он, Брок, совсем рядом, протяни руку, причини боль и прижмись, и почему-то он уверен что для Зимнего сейчас это важнее. Или Рамлоу сделает так, что это будет важнее.
-Он -  твоя миссия. - голос понижается до шепота, но тот - в самое ухо, поэтому должен повлиять еще сильнее, убедить, заставить, развеять последние сомнения. И подкрепляется он скользящим прикосновением к волосам, печатью доверия и росписью на договоре, по которому Джеймс до конца будет принадлежать только ему.

JAMES BARNES

он хочет наконец-то взять себя в руки. Джеймсу просто невыносима эта слабость особенно сейчас, когда нужно объясниться с Броком. Он чувствует себя виноватым за то, что было в прошлом. Это болит как незаживающая рана, но он всё равно хочет, чтобы Рамлоу доверял ему и никогда не оставлял в одиночестве. Зимний нуждается в нём как в воздухе, поэтому он готов пожертвовать всем. Хотя у него ничего и нет.
Эта их маленькая сцена очень утомляет. На успевший набраться сил Барнс просто нагло пользуется моментом, чтобы перевести дух. Он стоит так некоторое время, не отрываясь от Рамлоу. Он чувствует его рядом, чувствует его тепло и это немного приглушает тупую боль внутри. Он уже сам хочет забыть её, но боится потерять себя. Сейчас солдат как на лезвии ножа. Один неверный шаг и он полетит в бездну, обрекая себя на полное отсутствие воли. Он не понимает, что внутри как будто в клетке бьётся его настоящая личность, сержант из 107-ой.
Он вздрагивает от собственного имени. Это так непривычно. Его очень редко зовут по имени, почти никогда. Но Рамлоу знает, что это действует на него очень сильно и пользуется этим. Из-за этого одного небольшого "Джеймс" он теряет голову и ощущает себя действительно кем-то важным. Ему хочется поднять голову, уставиться восхищёнными и преданными глазами на Брока и выполнять любую его просьбу, либо бы снова услышать это "Джеймс". Нормальные люди так не реагируют на собственное имя и Барнс чувствует себя полным придурком, но несмотря на это, никогда не может сдержать блеск в глазах.
Его как будто снова проверяют. Зимний не дурак. Он слышит призывы быть верным гидре, но видит в глазах Рамлоу то, что тому никогда не хватит духу сказать. Брок совершенно не тот, кто будет водить на свидания и знакомить с родителями. Он хочет привязать Зимнего к себе, порвать любые его прошлые связи. Джеймс лишь видит в его глазах то, что сейчас он лишь просит остаться с ним. И он останется. Пойдёт как верный пёс за ним в огонь и воду, будет ждать его всегда и никогда не забудет. Рамлоу как маяк. Он никогда не забывает его после обнулений. Может это заслуга учёных, а может он настолько въелся в его память.
Солдата ещё не знакомили с новой целью, но он уже уверен в том, что уничтожит его ради гидры, ради Брока.
Он делает большой вдох, успокаивая нервы, а потом долго и тяжело смотрит на Рамлоу. Зимний совершенно не понимает, что сейчас творится между ними, но ему не хочется выходить от сюда, идти и слушать про очередное дофига важное задание. Он просто хочет остаться здесь немного подольше.
- Он - моя миссия. - тихо говорит Барнс. Внутри всё обжигает тоской. В комнате вдруг становится очень холодно и ему хочется смеяться от того, как плохо работает самовнушение.
Если он хочет выжить, то ему придётся всё сделать правильно. Только тогда он сможет остаться с Броком.
Сейчас он нуждается в нём как никогда раньше. Ему хочется подавить эту убивающую тоску внутри, уничтожить её. Она делает солдата слабым, заставляет сомневаться в себе и в гидре. А сомнения в гидре могли означать только скорую смерть.
Джеймс сжимает в руках ткань его футболки, а потом подаётся вперед, находя его губы своими. Ему хочется сейчас быть с ним, почувствовать хоть что-то. Он сам готов бороться с тоской, сковавшей всё внутри. Но Брок не способ привести себя в норму. Он намного большее. Он тот, кто помогает Джеймсу своими грубыми манерами жить дальше, и именно сейчас он хочет, чтобы Брок уничтожил тоску, засевшую в нём.

Кроссбоунс

Зимний восхитительно растерян, и Брок уже празднует победу, даже когда они еще не встречаются глазами, чтобы столкнуться с маской во взгляде каждого и не понять - хотя бы немного - что другой прячет за словами, тоном и жестами.
Джеймс наконец поднимает голову и Рамлоу смотрит ему в глаза, долго, нечитаемо, с интересом и легким, едва заметным доверием, ровно настолько, чтобы Зимний поверил его словам. И тот верит, повторяя их как мантру или установку. Получилось даже лучше, чем он предполагал.
-Верно. - он слегка улыбается, но по другому, без сарказма, без жесткости, без насмешки, по-настоящему, и снова попадает в точку того, что сейчас нужно Барнсу. Тот, наверно, даже не догадывается об истинной причине этой улыбки, но ему и не надо,он уже убежден, он уже на правильном пути, на том, что для него приготовил Брок. Нужно только не свернуть, а уж Зимний солдат свои задания выполнять умеет.
Все догадки Рамлоу он подтверждает дальше, утыкаясь в его губы, почти слепо и так, будто он нуждается в этом сильнее всего. Сильнее встречи со Стивом, и, может быть, сильнее даже желания вспомнить его и остаться с ним.
Брок поцелуи не любит, и Зимний должен было уже выучить это в прошлые разы, когда в ответ была лишь агрессия, молчаливая и предупреждающая. Но сегодня Джеймс заслуживает поощрения, заслуживает если не благодарности, то расположения командира точно, и Рамлоу целует его в ответ так, как делает очень редко. Нежности между ними не место, но чувственности, замаскированной под небрежностью, отдаче, безвыходному, осторожному доверию можно было наконец дать выход - по крайней мере это то, что чувствовал Брок, вряд ли когда-нибудь в жизни признаясь в этом. Это и так видно во всех действиях и взглядах, как бы он не пытался это скрыть.
Зимний забывается и прижимает его к стене сильнее, даже не думая о рассчете веса и силы, и будь Брок не в духе, Барнсу снова бы досталось. Но поцелуй продолжается - Рамлоу пробует на вкус его кровь, слизывая снова выступившую с уголка губы, которую сам же и разбил, и широко запускает в его волосы руку, через сопротивление отклоняя его голову от себя. Только для того, чтобы потянуть её в бок, открыть себе шею и укусить место под ухом и подбородком, впиваясь в кожу, принося удовольствие через боль, как любил. Боль словно подкрепляла властность, доказывала его собственнические чувства, и заставляла его, черствого и невосприимчивого к любым проявлениям обычных человеческих чувств, ощущать Джеймса сильнее. Его и его забавную, почти умиляющую привязанность, в которой не было ничего от того, что обычно вкладывают в это понятие люди. Это была именно привязанность, похожая на стокгольмский синдром, если бы Брок был по-настоящему  жесток с ним, а Джеймс был не солдатом практически наравне с ним, а пленником ГИДРЫ.
-Чего ты хочешь? - внешне он серьезен и все так же опасен, но в голосе затаенная хитрость, словно он просто сам хочет в очередной раз услышать, как нужен ему, словно всех этих действий еще недостаточно. Каждый раз это доставляет удовольствие, заводящее не хуже скрытой силы в его руках, сжимающих рубашку, или сбивающегося дыхания, когда тот снова тянется для поцелуя. На этот раз он жесче и резче, похожий на отрезвляющую пощечину - а потом Брок отрывается от стены, теряя точку опоры и на секунду отталкивая его от себя, но не отпуская, крепко держа рубашку в кулаке на вытянутой руке, просто для того, чтобы у него был запас и размах для силы. Он не боится его - только не Барнса и только не сейчас, когда в пустых глазах появляется вполне осмысленной желание. А потом бросает его к стене самого, меняя их местами, чтобы в следующую секунду прижать к ней телом и жарко выдохнуть на ухо, еле слышно повторяя свой вопрос.

JAMES BARNES

Ему нужно собрать себя в кучу, прийти в себя. Зимний солдат ненавидит это состояние беспомощности, которое накатывает на него после обнулений. В такие моменты он совсем как ребёнок: открыт для любых внушений, готов сделать всё, что скажут. Сейчас из него можно слепить совершенно любого человека, но память, разорванную на куски, полностью уничтожить всё же невозможно. И Зимний солдат каждый раз страдает из-за этого. Он хочет собрать её воедино, понять каким всё-таки человеком он является, но одновременно это приносит ему невыносимую боль, поэтому Джеймс просто тянет от обнуления к обнулению, не делая мириться со своей настоящей сущностью. Он только помогает учёным гидры творить из него идеального солдата.
Брок сейчас может получить всё, что хочет, заставить Зимнего убить любого. Может даже заставить его причинить боль самому себе. Будь солдат в менее плачевном положении, он бы точно смог противостоять командиру, но сейчас он этого просто не хотел. Рамлоу был так близко и так хотел помочь, по крайней мере Джеймсу так казалось.
Джеймсу нравится его улыбка и он позволяет себе поверить в её искренность. Он хорошо знает командира и уже успел выучить все его привычки, поэтому, когда тот ради него делает такие бесящие самого Брока мелочи, Барнс не может это игнорировать. Он прижимается к нему всё сильнее и ловит себя на мысли, что готов терпеть побои, но лишь бы тот не оставлял его со своими демонами и прошлым наедине. Если Рамлоу так хочет, то он убьёт того человека, перекроет этот ужасный поток боли внутри и станет свободным.
Джеймс замирает всего на мгновение, когда получает ответ на поцелуй, а потом ещё сильнее сжимает Брока в своих объятьях, уже совершенно не рассчитывая силу. Сейчас он просто нагло пользуется моментом рядом с ним, потому что не знает, когда снова сможет насладиться этим. Рамлоу всегда всё делает по-своему, не спрашивая и не интересуясь мнением солдата. Он знает, что тот как настоящий вояка готов подчиняться любым приказам, пусть даже таким. Но в такие моменты они совершенно откровенны друг перед другом и Джеймс пропускает момент, когда оказывается у стены. Он слишком увлечен этим грубым мужчиной, поэтому позволяет ему вертеть собой, как тому угодно.
От его жаркого шепота он теряет контроль, признавая собственное поражение. Зимнему хочется ненадолго отложить все свои миссии, а мысли о том, кто причиняет кучу боли внутри, попросту выжечь из собственного сознания.
Он верит Рамлоу, он идёт за ним и он хочет ответить что-то на горячий шепот, но из горла вырывается лишь тихий хрип. Зимний видит напротив жадный и злой взгляд, он сводит его с ума и попросту заставляет забыть о всех чувствах, что раздирают его изнутри. И как только Броку удаётся быть его лекарством и погибелью одновременно?
- Я хочу всё забыть. - Джеймс сглатывает тяжелый ком и поднимает глаза на Брока. Он понимает, что роет могилу сам себе, что нужно цепляться за воспоминания, а не прогонять их прочь, но уже ничего сделать не может, так как выбор сделан. Он должен отпустить своё прошлое, чтобы оно не уничтожило его. Только тогда он по-настоящему сможет стать свободным. Зимний смотрит на Брока не мигая, а потом одним сильным движением обратно притягивает его к себе.