тут красивый текст где мы такие клевые, исключительные и оригинальные, и тэдэ и тэпэ, этот текст существует только потому что мне надо что-то тут понаписать, кто-нибудь это читает вообще? Даже если сейчас прочитает, вряд ли гости и игроки будут, я как обычно тут кучу всего напишу, а потом сам буду читать раз за разом, потому что м - маркетинг.


#weekly special: tolkien

тест

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » тест » Новый форум » Смола в нашей крови


Смола в нашей крови

Сообщений 1 страница 7 из 7

1

Смола в нашей крови
И не хочется сдержанным быть, и обыкновенным,
Когда ты это бешенство, запускаешь по венам.

[безумец х убийца]
http://savepic.ru/13162878.png  http://savepic.ru/13148542.png  http://savepic.ru/13154686.png  http://savepic.ru/13152638.png

Касаясь связок редких сушеных трав и залезая в кладовые аптекарей, пламя заставляло людей сходить с ума и разговаривать с богами.
___

Этот город стонет по ночам. Он просит помощи, молит тех, кто его создал дать ему всего один шанс на вдох, на свежий воздух, который отчистит его переулки от насилия и смрада, накопившегося за сотни лет. Он кричит и плачет, когда новые капли крови орошают землю, превращаясь в кровавые реки. Он тонет, от захлёбываясь, не находя спасительного острова и проваливается в катакомбы, спрятанные в глубине земли, куда давно не ступала нога человека.
По мостовым гуляет молодежь, музыка раздаётся у придорожных кафе, но то, что спрятано глубоко внутри, никогда не вырвется наружу, не испортит иллюзию нового мира.

[NIC]Сергей Разумовский[/NIC]
[AVA]http://funkyimg.com/i/2pK3i.png[/AVA]
[SGN]


[/SGN]

0

2

Кто то ушел на дно, а кому то все равно.
Погрустили а завтра забыли будто не были и не любили.

———×———

     Всё происходит за несколько секунд. Давящая тишина камеры ломается, рушится из-за одного непрошеного звука. Мелок ломается под грязными тонкими пальцами и окрашивает их в рыжий, ржавый цвет. Он крошится и цветной пылью оседает на полу и коленях. Человек замирает, напуганный внезапным звуком, и забывает, что хотел сделать. Он поднимает глаза, откидывает длинные мешающиеся волосы назад и смотрит на стену. Там, на ней, слились в схватке две большие птицы. Два ворона вгрызаются друг в друга клювами в надежде достать до сердца, сожрать все внутренности, выколоть глаза, запачкать кровью и полностью уничтожить, унизить, чтобы от противника не осталось ничего. Они сходятся в схватке уже не в первый раз, однако победитель ещё не найден. Это не просто схватка за силу или гнездо, это нечто большее, личное и слишком важное для обоих воронов. Они готовы отдать за это "что-то" свою жизнь.
     Человек смотрит на рисунок, как будто видит в первый раз, как будто не он его нарисовал, как будто эти вороны живые. Они снова сплелись, желают крови и победы. Человек вздрагивает, испугавшись сильной энергии, которая исходит от воронов. Они наблюдают за ним, внимательно следят своими глазами-точками, как будто не хотят отпускать его, лишаться своего единственного зрителя. Мелок в пальцах нагревается, пачкает светлую кожу ржавчиной. Руки человека трясутся. Он по-настоящему боится того, что происходит перед ним. Стена, навсегда запечатавшая схватку двух воронов, кажется единственной защитой.
     Мелок падает на пол.
     Тишина, вернувшаяся в свои покои и развалившись в камере, снова исчезла. Сегодня над ней решили поиздеваться. В помещении раздаётся громкий крик ужаса и человек хватается за голову, вцепляется в свои длинные спутанные волосы и дергает их с огромной силой, чуть ли не лишаясь ярко-рыжих прядей. Человек кричит, но голос подводит его в конце концов и из горла вырывается только хрипы. Человек болен.
     «Знаешь что со мной делали в тюрьме?»
     В камере раздаётся тихий, сиплый кашель. Он не принесёт ничего хорошего и только доставит человеку неудобство. Боль в груди уже стала привычной, как и раздражающий кашель. Болезнь совершенно не интересует человека, ему хочется лишь избавиться от воронов, которые засели у него в голове. Они сражаются там, проносятся ураганом, уничтожая всё вокруг и причиняя боль человеку. Дыхание сбивается и он дрожит как осиновый лист. Хочется кричать, но в камере тихо. Сил на второй крик не остаётся и человек опускается на пол, прижимает лоб к холодному грязному полу и чувствует как боль немного отступает. Он снова может дышать.
     «Меня били, кололи лекарства, запирали в карцере.»
     Взгляд снова поднимается на воронов. Они всё там же, на стене, как будто застыли, пытаясь убедить человека в том, что это всего лишь рисунок. Что это его воображение слишком разыгралось и предоставило кровавые картины, от которых тюремный обед просится наружу. Но им не удастся обмануть его, он знает правду, он может прикоснуться к их оперению и почувствовать как бьётся маленькое сердце, качающее смолу вместо крови.


http://savepic.ru/13142167.gif  http://savepic.ru/13143191.png
«В этом мире рассказывают легенды и воспевают песни во славу добрых и смелых героев,
а миром правят жестокие и циничные короли, и ничего не меняется из века в век»

     Они называют его «русский дьявол». Сергей усмехается и цинично курит, когда мимо проходят заключенные, поджав хвосты. Они его боятся. Они знают, что он сделал. Такое в их маленькой Италии случается не часто.Обычно в тюрьму попадаешь из-за наркотиков или финансовых операций. Страна воров и наркоманов. Стошнило бы, да ужин не скоро. Сергей выдыхает ядовитый дым и пытается понят, когда он начал курить. Многие его знакомые, впервые попробовав сигарету, больше с ней не расставались. Жаловались на зависимость, пытались бороться с ней, а затем покупали бесполезные пластыри или поход к психологу. Как будто обросший жиром Михал Михалыч сможет их вылечить от этого, хотя сам каждые три дня трахает секретаршу на столе перед фотографией жены и дочери. Да, Сергей знает о нём всё. Стоит лишь ввести в поиске имя, возраст и город и ты уже знаешь о человеке всё, особенно если он пытается пиарить свои услуги с помощью социальной сети.
     «Вместе» — его лучшее творение; его ребёнок, которого он вынашивал так долго, которого он одевал, холил и лелеял, а потом, выполнив свою функцию родителя, отпустил в мир. «Вместе» стало его билетом в лучшую жизнь, в мир дорогих домов, машин, крупных сделок и известности. Его окружение изменилось, появились новые друзья и поклонники, появилось много женщин, которые были готовы прыгнуть ему в постель только от одного совместного долгого взгляда. И Сергей не в праве был отвергать такую жизнь. Он хотел именно этого, ни в чём не нуждаться и есть трюфели на обед. Он мог вложить средства в то, что действительно казалось важным. Его любимое творение — сад грешников — стало звездой, принесло ему столько радости и удовлетворения, что он готов был развивать эту идею, создавать всё больше испытаний, отлавливать больше бездомных. Это было его идеальной реальностью, но всё разрушил Гром.
     Пальцы стрельнули резкой болью и Сергей не заметил как истлела сигарета. Он кинул бычок на землю, не удостоившись потушить. Пусть всё загорится, пусть отчистится это место огнём, как он мечтал отчистить страну от мерзких мошенников. Если бы не Гром, то он бы сейчас уже был президентом. Возможно летел бы в Китай на потрясающем президентском лайнере для каких-либо переговоров. Он бы нашел Волкова на его очередном задании и заставил бы его накачанную задницу работать на него. Он бы простил ему киллерское прошлое и сделал бы начальником личной охраны. Он бы...
     Сигарета так и не загорелась, посветила немного и потухла. Как потухла и его жизнь.

http://savepic.ru/13154455.png

     Сергей смотрит на него как на пустое место. Они толком то и не разговаривали, просто перекидывались фразами, которые касались лишь их общего задания. Интересно, сколько отвалят в итоге Волкову, если он пришёл за ним? Наверное не мало, раз он не смог найти кого-то получше, кого-то, кто сможет организовать налет на чертовски защищённый склад. Всего лишь кража, но видимо она значит для банды Волка слишком много. Но Сергею если честно плевать, что там нужно Олегу и его парням. Сейчас важно лишь то, что он жив, что они снова вместе, пусть и не как раньше, но они рядом. Пусть Олег смотрит на него как на дерьмо, уходит, когда он начинает извиняться и закрывает дверь, когда Разумовский орёт. Доктор сопротивляется внутри и не даёт ему покоя. Доктор считает, что Олег мешает им, что он делает Сергея слабой размазнёй, которая отвлекается на чувства. Доктор не любит делиться, он хочет сделать Сергея своим, чтобы он не смел смотреть ни на кого другого, чтобы он валялся в его ногах, умоляя остаться с ним.

     Это их задание было каким-то мутным с самого начала, но у Разумовского не было права высказывать свои "фи". Это задание было его шансом и только это имело значение. Он должен был разработать план захвата и перепрограммировать систему безопасности. Ему слова давали пульт и адреналин, гоняемый по венам, искрил в его глазах. Стоило только сделать всё правильно и Олег бы обратил на него внимание, дал бы шанс объясниться и извиниться. Доктор требовал крови, хотел снова завладеть его телом и сделать всё по своему, но сейчас Разумовский четко представлял к какой катастрофе это приведёт. Он избегал зеркал, боялся, что тот, кого он ненавидит больше всего, снова появится и заберёт его душу.
Они с Олегом и тремя крепкими парнями должны были спуститься в катакомбы под городом, ведь именно там находится самый лучший вход на нужный склад. И пусть Сергей сделал всё, что мог с системой безопасности, осторожность им бы не помешала. Новейшие системы охраны взрывали его мозг и заставляли смеяться. Он был счастлив столкнуться с чем-то по-настоящему сложным, что сможет бросить ему вызов и позорно проиграть. В такие моменты он чувствовал себя живым. Головная боль от активной умственной работы не покидала его несколько дней и эта боль была самым лучшем наслаждением, которое случалось в его жизни.
     Они идут в катакомбы и Сергей идёт вместе с ними. Из него плохой наёмник. Он бы не смог противостоять обученным убийцам, если бы встретил их здесь, но он нужен. Разумовский должен отвечать за ловушки и электронные пароли, которые могли бы им встретиться на пути. А они встретятся, Олег был уверен.
     Обойдя склад с правой стороны, они жались в небольшом туннеле, освещая путь яркими фонарями. Освещения, что было здесь, было недостаточно, а их техника позволяла проложить удобный путь. Вот только они не ожидали встретить охрану. Несколько часов назад Сергей отозвал по громкоговорителю охранников, взломав систему оповещения. Разумовский был уверен, что им не встретится живой человек. Сейчас же он чувствовал гнев и обиду, был готов выхватить ствол с пояса ближайшей шестёрки Олега [после происшествия в Венеции Волк больше не доверял ему оружие] и прострелить башку этому идиоту, что остался здесь. Но это сделал Олег. Он выстрелил и они услышали как с разных сторон на них побежали скрывавшиеся в тени арабы, работающее на неприятеля.
     Разумовский не помнил как всё случилось. Тогда его глаза блестели мягким огненным светом, что предвещал только смерть для тех, кто ему не угодит. Он дрался, кусался и царапался, обделённый каким-либо оружием, кроме собственного мозга. Он не волновался об увечьях и даже не видел, на кого нападал. Сейчас самое главное было достать то драгоценное сокровище, которое нужно было Олегу.
     Они остались вдвоём. связанные на скорую руку и брошенные в сырую грязную комнату. У Сергея отобрали всё оборудование, но увы забыли вскрыть его череп, чтобы полностью лишить всего. Он угрюмо смотрел в стену, прижатый к Волку спиной, так нелепо их связали. Он чувствовал, что его друг молчит, что тишина становится слишком напряженной. Она пришла отомстить ему за крики в камере, за птиц, за скрип мелков, который ранил её как удар ножа. Она вошла в помещение как хозяйка, развалилась напротив Сергея и победно засмеялась, не издавая ни звука. Ну конечно. Она же тишина.
[NIC]Сергей Разумовский[/NIC]
[AVA]http://funkyimg.com/i/2pK3i.png[/AVA]
[SGN]


[/SGN]

0

3

Когда Бог создавал волков, он смотрел на дальние звёзды,
Он придумал долгую ночь и клинок ущербной луны,
И дрожала тревогой тьма, пахли сталью и снегом грёзы,
И огромный пушистый зверь шёл по лезвию тишины.

Из прошлой жизни он помнит страх.
Страх животный и дикий, загнанный, который сильнее всех испытанных чувств, похожий на безумие, отзывающийся болью в груди и затмевающий взгляд. Он постарался, чтобы этот страх длился долгие несколько минут, две или три, невозможно бесконечные, бескрайние, в которые Олег сходит с ума от пойманности, а внутри него точно так же мечется страх, готовый вырваться паникой, если бы не сработавший курок, на этот раз исправный.
Он чувствует его и теперь, и больше от него не избавиться с того самого момента, когда Олег снова открыл глаза; страх поселился глубоко внутри, заставляя его быть осторожнее и осмотрительнее, гораздо незаметнее, чем он был раньше. Теперь он похож на огромную тень прошлого, только бы не испытывать снова горячую боль в груди, а потом резкую, обрывающую звуки и ощущения.
Из прошлой жизни он помнит гнев.
Он почти настолько же сильный, въедается в голову головной болью, смешанный с неверием и осознанием несправедливости, и он готов кричать в оставленные ему секунды. Олег злится нечасто, больше попросту раздражен - неудачным днем, неожиданными трудностями на "работе", несговорчивыми и недобросовестными заказчиками, но злость затмевает голову редко, и когда это случается, разрывает её болью, похожую на звон колоколов, застилает глаза, разбивает мысли в тысячу острых осколков. Он срывается на всем, что есть под рукой, он нарывается на драку, всегда предпочитая рукопашной оружие, он не видит вокруг себя ничего, растворяясь в этом чувстве и давая ему поглотить себя, и только так оно отступает. Теперь он хранит гнев в себе постоянно, подкармливает его, не скупясь на действия, если что-то разозлит его хоть ненамного.  Гнев постоянная часть его, и он больше не натягивает повод, не сдерживает его ошейником - это еще один способ возвести стену от боли и воспоминаний о померкнувшей картинке и о страхе.
Из прошлой жизни он помнит бессилие.
Призрак клетки отпечатался на сетчатке - он видит её во снах, тяжелые холодные прутья, искажающие пространство перед глазами, делящие его на длинные плывущие во взгляде полосы. Человечество создало много орудий пыток, и эта - одна их самых простых и особенных, подогревающая бессилие, взращивая его, как рвущий грудь цветок. Прутья дают возможность  обзора, и не дают свободы - потрясающе жестокая иллюзия, доводящая до сумасшествия. Он не дает себе забыть об этом - о тонких черных полосах, делящих мир, о дуле пистолета в разделенном пространстве, и о его лице, через которое проходит одно из прутьев, и на краткий миг Олегу кажется, что две половинки этого лица испытывают совершенно разные эмоции, когда он пытается поймать взгляд Сергея, надеясь увидеть там не только безумие. Он не дает забыть себе для того, чтобы никогда больше не испытывать этого вновь, и это третий рубеж защиты, так старательно возведенной им, чтобы свет больше не озарял пистолетное дуло, затмевая яркостью, за которой следует мрак, даже его золотистые глаза.

Когда Бог создавал волков, он держал в руках изумруды,
Он сплетал серебристый шёлк и тепло весенних лучей.
Но дрожала угрозой ртуть в глубине прозрачных сосудов,
И огромный суровый зверь щурил глаз на пламя свечей.

Он видит эти глаза снова спустя чуть более полугода. Безумия в них больше нет, только усталость, но Олег все равно отворачивается, стоит им встретиться взглядами. В конце концов, для задания нужен только редкий контакт на уровне передачи нужной информации, и на это у него есть силы, а шевелящийся внутри комок смешанных чувств он сможет игнорировать. Так кажется легко, и в конечном счете даже работает - Сергей только вначале делает попытки разговаривать с ним не только об операции, но натыкается на неприступную стену. Олег уходит, или молчит, когда не может уйти, безэмоционально, словно он не слышит ни звука. Может быть, это его бесит. Олег даже не спрашивает себя, доставляет ли ему удовольствие этот факт и сам так верит в свое безразличие, что оно кажется ему настоящим.
Он думал и о нем все это время - не мог не думать, испытывая злость, а потом смирился с мыслями о нем как с одним из кирпичиков своей стены. Они снова были в Италии, и только один этот факт заставлял его усиливать контроль над собой и над эмоциями, рвущимися наружу.
Здесь бытовала легенда - раньше она казалась ему глупой, но красивой - о городе на острове, неподалеку от Портовенере. Говорили, в Италии не было ему равных по производству шелка и парчи, там было лучшее вино, выращивали лучших лошадей, и город был богат и и славен; все, что говорили о нем, было синонимом роскоши. Но жители его стали столь высокомерны и расточительны, что на город пало проклятие, и море затопило его, погребя все драгоценности и убранства под очищающим потоком.
Но раз в сто лет, на одну только ночь, стоит солнцу опуститься за горизонт, город поднимается из морских глубин, а жители восстают из векового сна, и если случайному путнику случится набрести на него и купить что-нибудь - купцы предлагают все свои товары, все яства за одну лишь монету! - город будет спасен. Но даже птицы не пролетают в эти ночи над городом, и с первым лучом он неизменно покрывается водой, вот как поплатился он за свое тщеславие и богатство
которое в конце концов
стало безумием и проклятьем.

Когда на задании что-то идет не так, он перестает быть последовательным и хладнокровным, как раньше, он бросается в гущу, он стреляет первым, опрометчиво выдавая их и с готовностью встречая нескольких кинувшихся на выстрел охранников, и горячность, гнев, жажда его выместить, адреналин и желание вырвать победу и жизнь, почему то подводят, когда пистолет выбивают, а его выпад с ножом блокируют, выворачивая руку так, что пальцы разжимают рукоять. Даже без оружия он вырубает одного из них, но со всеми не справиться, потому что их просто больше, а они здесь вчетвером, причем один держал разве что пистолет, стреляя даже не по движущимся, а по беспомощно стоящим целям..
Он дернул головой, сцепив зубы от удара в бок, впечатал кулак в ответ без цели и разбора, но сзади кто-то ударил в спину так, что ему пришлось согнуться, открыться на секунду, но и её хватило, чтобы кто-то наотмашь ударил по голове, и он скорее ощутил, чем услышал треск, а потом - бескрайнюю темноту.
Для него прошла только секунда, за которую он очутился на полу. Руки безбожно ломило, а треск, кажется, только усилился, болью гуляя по голове и отдаваясь в черепной коробке, словно запертый ветер. Вокруг было темно и тихо - и Господи, если боль была индикатором того, что он жив, чувствовать себя живым снова он уже устал. Движение руками вызывает новую боль, и застарелую, которой несколько часов, и новую, вызванную затеканием и пережатием веревками. Что еще хуже, он чувствует сзади чью-то спину, и в первую секунду он думает, что его связали с трупом и оставили умирать, но слабое шевеление через несколько мгновений говорит об обратном. Олег молчит, догадываясь, с кем связывают его веревки, и это мотивирует его размять пальцы, чтобы поскорее освободиться. Он не боится его, совсем нет, но ясно ощущает желание держаться подальше, которое не затыкается даже в такие условиях и в такой ситуации.
-Не дергайся. - собственный голос звучит затравленно. Здесь низкие потолки и спертый воздух, и пространство словно сжимается и давит, но Олег сосредотачивается на веревках, не давая себе времени думать о катакомбах.
Для того, чтобы ослабить веревку, приходится откинуться назад и вжаться в чужую спину. Сергей это понимает, и не пригибается под ним, делая так же. Узел добротный и крепкий, слишком хороший для головорезов - Олег сдирает кожу, когда освобождает одну руку, а потом натирает пальцы, возясь с толстым узлом. Зато дышать становится легче, насколько это возможно в затхлом подземелье - он, хотя бы, вдыхает полной грудью, когда веревки опадают, избегая смотреть назад. Он осматривается, как только встает - они в восточной части, узком соединении нескольких тоннелей, заканчивающихся тупиком. Единственный выход - к тоннелю со свитками, и к свободе - закрыт старой, но тяжелой железной дверью. Олег проверяет её на прочность так добросовестно, что с потолка сыпется каменная крошка, а удары отдаются от стен набатом, но все безуспешно - и только тогда он поднимает на него взгляд, настолько же безразличный, чтобы Сергей не разгадал за ним растерянность и замешательство.

[AVA]http://funkyimg.com/i/2pLVv.png[/AVA]
[NIC]Олег Волков[/NIC]
[SGN]    [/SGN]

0

4

[NIC]Сергей Разумовский[/NIC]
[AVA]http://funkyimg.com/i/2pK3i.png[/AVA]

Жители Санкт-Петербурга, думаю, не смысла больше скрывать. Я — Гражданин! Я тот, кто выжигает чуму города, спасает при помощи очистительного огня этот прогнивший город.
▿ ▿ ▿ ▿

http://savepic.ru/13118289.png

     Первое, что сделали жители города на Неве, дали ему имя. Глупое и совершенно не звучавшее. Оно не подходило Сергею, даже раздражало его поначалу, но он быстро привык к нему и даже полюбил его, всё больше натыкаясь в сети на фейки, группы и фан-сообщества. Его план был идеален, о нём заговорили, его начали бояться и уважать, а Сергей наконец-то мог выйти из тени и стать тем, кем давно хотел. Он шёл к этому с самого приюта, когда ещё рост не позволял дотягиваться до верхних полок в библиотеке, на которых стояли книги по программированию. Интересно, кем бы он был без всего этого? Сколько бы лет ему пришлось смотреть на шедевры Боттичелли и жалеть об упущенных возможностях? Но он ничего не упускал. Он вгрызался в то, что было важно, и уже никогда не упускал. Он был не менее похож на волка, чем его любимый друг. Но Олег был намного лучше его. Не в смысле, что совершал добрые дела каждую субботу, наоборот, он убил не меньше человек, чем Сергей. Олег был хладнокровным и честным киллером, чисто выполнял свою работу и тратил деньги, не покупая себе дворцы в Италии и не строил сад, начиненный ловушками для его гостей. Волк был нормальным. К нему каждую ночь не приходил пернатый рыжий доктор, его тело не раздирали острые когти, мечтающие добраться до сердца.
     И Сергей не понимал, что с ним происходит. Он считал доктора своим другом, ведь по-началу он был очень добр к нему, приходил, когда было совсем плохо, когда мальчишки из группы снова прижимали его к стенке и дергали за рыжие пряди. Доктор помогал ему справиться с ненавистью к себе, а Олег - с обидчиками. И тогда Разумовский считал себя самым счастливым на свете, ведь с ним были такие замечательные друзья.
     Только спустя годы он понял, что доктор лишь часть его воображения, что его на самом деле не существует. Тогда привычный мир Сергея покачнулся в первый раз. Он готов был бить себя в грудь и доказывать всем, что доктор есть, что он реален. Но его бы сочли просто одиноким ребёнком или же, что хуже, спрятали в соответствующем учреждении. Это был конец. Доктора не хотел признавать даже верный друг Олег, он лишь удивлённо или нахмуренно смотрел на Разумовского, когда тот уделял время своему воображению. Это было нечестно и тогда Сергею так сильно хотелось исправить эту несправедливость, что он осмелился сделать то, о чём в последствии ещё успеет пожалеть.
     Он впустил доктора в себя, сделал его частью, разделил с ним одно тело. Теперь один не мог существовать без другого. Крылатый демон добился того, чего хотел, а совсем ещё мальчишка Разумовский был безумно рад, что теперь его друг всегда будет рядом. Теперь не придётся вести себя странно и скрываться от любопытных взглядов.
     Глупая иллюзия, фатальная ошибка, которая стоила ему слишком многого. Доктор никогда не любил делиться. Он заставлял Сергея идти на чудовищные поступки, убеждал его каждый день, что без него ему не справится, что он тут же отправится в тюрьму, если откажется от него.
     Доктор тоже боялся быть отвергнутым. Он чувствовал, что чем больше у Разумовского власти и денег, тем меньше влияние доктора. И это пугало обоих. Сергей по уши погрузился в свою социальную сеть и светскую жизнь. Ему нравилось то, кем он стал благодаря страсти к программированию. Доктор, казалось, больше был ему не нужен. Деньги и экзотичные развлечения могли отвлечь Разумвского и от него. Но вот доктор не собирался мириться с подобным. Он обладал крайней обидчивостью и вспыльчивостью. Он знал, на что нужно надавить, что нужно сказать Сергею, чтобы он валялся в его ногах, прося о прощении. И он просил, клялся, что сделает всё, лишь бы доктор больше не сердился на него. В такие моменты он был жалок и похож на тряпичную куклу в руках доктора, но всё так же силён и умен. Тогда-то он и принял решение создать сад грешников, чтобы кормить своего внутреннего демона столько, сколько ему было угодно. Именно тогда доктор начал отравлять его душу, подчинять себе и рвать его на куски в кошмарах, прикинувшись страшным зверем. Они были партнёрами, которые ненавидели друг друга, но не смотря на это, не могли существовать отдельно.

http://savepic.ru/13119336.png

     Они остались вдвоём один на один с сырыми стенами и мерзким запахом. Сергею хотелось рассмеяться над нелепостью ситуации, в которую они попали. Ему казалось, что Олегу сейчас меньше всего хотелось быть запертым под землёй с больным психом, который способен тебя убить. Вот только Разумовский больше не собирался давать доктору волю. Он уже воспользовался им однажды и натворил слишком много дел.
     «Но ты же хотел отомстить Грому» — твердил демон и обиженно смотрел на Сергея сквозь маску. Он не чувствовал раскаяния, наоборот, он был рад, что его шалость таки удалась. Он не считал, что это всё стоило смерти Олега. Удовлетворение доктора всегда обходилось ему слишком дорого и Сергей имел в виду не несколько миллионов долларов, затраченных на дворец.
     Италия прогнила как и Россия. Страны были похожи друг на друга, как неудачные копии друг друга. А разоренные жители так любили оглядываться на соседей и мечтать о другой жизни, прекрасно зная, что в другом месте не станет лучше. Лучше могло было быть только в одном случае: если что-то предпринять. И Разумовский пытался пойти против системы, против всего мира, чтобы наконец-то изменить хоть что-то. А имея большой счет в банке такое становилось возможным. И он бы достиг успеха, если бы не ублюдок Гром. Он не просто разрушил все его планы, он убил Олега.
Нет.
Олега убил он сам.
Сергей всё ещё не знал как Олегу удалось выжить, да и это было не так важно. Он считал это каким-то чудом, а может очередным фокусом разыгравшегося воображения. Было важно лишь то, что он дышал и мог жить дальше. Сергей не хотел соглашаться на эту операцию. Он считал, что опасен для Олега, для всего прикрытия. Лучше бы ему и дальше сидеть в клетке итальянской тюрьмы, так многие бы остались целы. Но он пришёл за ним, выволок от туда как нашкодившую собаку и бросил в фургон. Разумовский знал, что это не ради него, что его, может, вообще решили убить, сбросить в канал и дело с концом. Наверное, он был бы счастлив такому раскладу. Ведь кто у него есть кроме Олега? Доктор? Этот мерзкий крылатый демон, который отравляет его каждый день и заставляет вытворять ужасные поступки. Доктор не был его другом, он даже не был ему дорог. Личина чудища, соблазнившего Сергея, уже давно стала ясна и сейчас, когда в маскировке и сладких речах не было надобности, он пировал, откусывая раз за разом по маленьким кусочкам израненную душу.

     Олегу, как истинному профессионалу, не понадобилось много времени, чтобы освободить их. Вот только толку от этого было мало. Всё равно к их свободе вела тяжелая металлическая дверь. Явно те, против кого они шли, подготовились и ждали неприятеля, даже камеру приготовили. Разумовский поднялся и осмотрелся. Он бы нашёл более лучшее применение этим тоннелям. Это же просто клад для того, кто хочет провернуть массовую операцию. Он бы смог доказать жителям Италии, что русского дьявола всё ещё стоит бояться.
     Янтарные глаза блеснули в свете масляной лампы и Сергей услышал тихий шум. Он сразу ему не понравился. Такое здесь явно не сулит ничего хорошего и вряд ли их сопровождающих оставили в живых.
     — Закрой лицо чем-нибудь! — он знал этот ход. Он сам любил травить своих жертв в саду. Через мгновение он скорее учуял, чем увидел, что камера начала заполняться ядовитым газом. Ну конечно же, их просто хотели отравить. Разумовский, не привыкший паниковать, почувствовал дрожь в пальцах.
     « Я не поверю в свой спектакль, даже если ты будешь захлебываться собственной кровью» — доктор тихо рассмеялся, наслаждаясь реакцией Сергея.Сейчас они оба знали, что если тело умрёт, то уже не будет смысли ни в одном, ни в другом. Доктор не хотел помогать, он был упрям как баран и просто ждал, когда Разумовский отдаст ему право рулить. Он знал, как сильно тот не любил унижаться перед ним, но сейчас на кону стояла их жизнь.
     Сергей посмотрел на Олега. Нет, он не позволит этому чудовищу снова появиться, пока он рядом. Если Олег увидит доктора, то больше никогда не даст ему шанса извиниться, а это сейчас было важнее всего для Разумовского.
     От газа сильно слезились глаза, но Сергей не обращал на это внимание. Он хотел воспламенить газ, пока тот не распространился по комнате, направить его на дверь и взорвать её к чертовой матери. Это была единственная идея, которая сейчас крутилась у него в голове. Оторвав от стены трубку, по которой тёк газ, Разумовский обернул ею ручку двери и зафиксировал. Добыть огонь было проще. Сейчас вопрос был лишь в том, что удастся ли им выжить? Или же они сгорят, отчистившись огнём, как он когда-то мечтал.
     Пауза, которую заполнила тишина, тянулась несколько секунд, а потом в катакомбах что-то взорвалось. Сергей вдохнул дым и закашлялся. Его оглушило и он не мог слышать и воспринимать всё, что происходит вокруг. Он опустился на холодную землю, не в силах поднять даже голову. Доктор внутри смеялся так громко, что даже физические состояние Разумовского не мешало ему глумиться над мужчиной.

http://savepic.ru/13167468.png

[SGN].[/SGN]

0

5

Если я умру - на твоих руках,
Ты меня оплакивать не спеши,
Как могу уйти, возвратиться в прах,
Не насытив глаз, не смерив души?

На ум невовремя приходит маленькая брошюрка, подарочная или рекламная, увиденная им в прихожей "цели" (для Олега у людей, которых ему заказывают, нет имён - он узнал об этом небольшом профессиональном секрете довольно рано. Естественно, имя ему было известно, но после того, как все заканчивалось, он выбрасывал его из головы, как ненужный мусор, с самого начала ни секунды не ассоциируя его с человеком. Так было легче. Пока у человека нет имени, он существует ровно наполовину). Это было пародийное изображение стадий депрессии с толстяком, с которым случались неудачи. Первой было отрицание, и ассоциация была довольно прочной - за несколько секунд по телу прокатилось неприятное оцепенение, пока мозг осознавал, что он снова взаперти, отчего хотелось бросаться на дверь до переломов и гематом и рвать связки, лишь бы не переживать все заново.
Ему хватает пары минут, чтобы успокоить колотящееся сердце и полностью взять себя в руки - так себе результат для стрелка, но он не восстановился полностью. Он восстанавливает контроль как раз тогда, когда сверху доносится шипение, а через пару секунд горло расцарапывает едкий воздух, принося боль как от множества маленьких царапин, но самое худшее - впереди, когда он вдыхает, и легкие отзываются мгновенной ноющей болью.
Олег шепчет одними губами, потому что говорить - тратить силы и воздух, но Сергей точно может его понять: "Что это, блять, такое?", которое превращается в "Что ты, блять, делаешь??"
Может быть, это действительно единственный выход, и может быть, Сергей прав, что почти не думает головой, потому что времени на это просто нет, но Олег определенно хотя бы постарался бы подумать хотя бы несколько секунд, прежде чем принимать такое решение, а не доверять жизни судьбе, играя в дурацкую русскую рулетку с вопросом, взорвет ли их вместе с дверью или нет. Вообще то, здесь должно было быть вентиляционное отверстие - катакомбы строились для мертвых, а не для живых, но последние все же сюда изредка захаживали, и просто не могли подумать и о своем комфорте. Если бы у них было еще несколько минут, он бы придумал что-то более безопасное, но этого времени у них не было. Как не было времени размышлять, только надеяться, что это сработает - он пригибается, вжимаясь в стену и ожидая взрыва.

Не при звездах приду, да не при луне,
В темный волчий час на твое крыльцо,
Выйди, выйди, сердце мое, ко мне,
Дай мне вновь увидеть твое лицо...

-Смотри, так даже интереснее получилось.
Олег злится. Это чувство ему уже знакомо, но, и в какой-то степени он принимает его легче, чем остальные, потому что легкость взаимна. Со злостью проще живется, а дерется - еще проще. И злится он, почему то, на Сергея, и даже больше, чем на его обидчиков, потому что он остановил его, он не дал ему закончить дело и дать им то, чего они заслуживают, как будто Олег был не прав, а не они, и это было остро обидно, настолько, что Олег поджимает губы, ощущая ядовитое желание больше никогда не помогать ему. Это пройдет потом, через несколько дней, но сейчас он слишком зол, чтобы смотреть.
Он знает, что рисунок заливают опрокинутые гуашевые краски, которые растекаются по бумаге абстрактными пятнами, смешиваются в один странный грязный цвет, капают с листа, делая бумагу неприятно волнистой. Рисунок испорчен, но Сережа, кажется, не расстроен, наоборот, пытается смазать зеленый цвет, придав ему очертания былого дерева. Олег отпинывает одну из баночек в сторону, которая уже пострадала от ног мальчишек, и смотрит, как она прокатывается по полу, оставляя за собой яркий желтый цвет. Сергей наконец перестает делать вид, что все хорошо, отрываясь от рисунка и поднимая на него взгляд.
-Почему ты меня остановил?
-Тебя бы наказали.
Он знает, что Сергей смотрит серьезно и долго, пытается его прочесть с искренним интересом, и это рассерживает еще больше - "лучше бы наказали".
Наказания не избежать - те же пожалуются, даже под страхом собственного наказания, потому что месть слаще любой уплаченной цены. Поэтому ему горше вдвойне, настолько, что он опрометчиво обещает себе, что достанет их, потом, и пусть это шаг на путь бестолкового отомщения, а еще доказательство того, что они по настоящему его задели - пожалуй, это было единственным, что Олега всегда удерживало. За хладнокровие его уважали, и повестись на дешевую провокацию было способом потерять это уважение, но пока он был слишком зол, и даже мысли об этом приносили мрачное удовлетворение.
Только позже, гораздо позже он понимает, что Сергей был прав, более прав, чем потом, когда они влезли в драку со студентами старших курсов. Тогда ему впервые показалось, что он безумен, но почему-то от этого хотелось смеяться - они хорошенько напились, и поэтому причина драки была высосана из пальца, и абсолютно все на свете казалось предельно преодолимым, но потом в ушах еще долго стоит сергеево "Бей его!", только с придыханием, как если бы перед словом была буква "у"...

Каждое движение сейчас болезненно, и особенно плохо дается дыхание. Когда он приходит в себя, он дергается всем телом, и это похоже на неприятное пробуждение. Взрывная волна, наверно, впечатала голову в каменную стену, и он отключился - кажется, только на пару минут, потому что пыль еще не осела, а глубоко в стенах еще отражается глухой гул. Грудь болит ровно в пяти местах, и - Господи, только бы не опять, ему кажется, что он не может подняться.
Поэтому он бросает на это все силы, и поднимается, отрываясь от стены и направляясь к двери. Она слишком крепкая, а взрыв, на их счастье или неудачу, слишком слаб, но Разумовский осознанно или нет направил мощность правильно, на замок, отпирающийся только с одной стороны. Он обжигает руки, когда тянет изувеченное железо на себя, и отпускает его, только когда боль становится слишком сильной. Раскрывшегося проема хватит для него, а для Сергея и подавно, но того уже целую минуту не видно из клубящегося дыма. Олег  бы никогда не признался, что почувствовал тень знакомого страха, который был верным его спутником уже целую вечность - страх за Сергея с того момента, когда в детстве его обидели при нем в первый раз.
"Я с тобой еще не все выяснил" - думает он, заглушая старой обидой извивающийся страх, пытаясь оживить внутри то, чем он жил все это время, то, что теперь было его возможностью выжить - горькую боль от преданного доверия вперемешку с гневом.
Олег хватает его за одежду, выталкивая из помещения первым, а потом сам проскальзывает в открывшийся проем. Весь коридор наполнен дымом и газом, и сначала ему кажется, что толку от взрыва ноль, но постепенно эта мгла рассеивается, и дышать становится легче. Разумовский дышит хрипло, но не отрывается от стены - Олег мельком смотрит на него, уделяя внимание стенам - где-то здесь должен быть вентиляционный блок, не могли же они совсем ничего не оставить, ведь здесь было немало посетителей, и..
-Сюда иди. - слова даются ему не сразу, сначала из груди рвется только сильный хрип - Олег кашляет, дергая пальцами железную затворку, припаянную к стенам - благо она тонкая, и держится слишком хлипко. Воздуха, который он впускает в помещение, слишком мало. и он очень затхлый, но это лучше, чем ничего, и он тянется как можно выше к отверстию, чтобы вдохнуть его без боли.
Он боится, что слишком поздно. Олег в ядовитых веществах разбирается не так хорошо, как хотелось бы, а вот Сергей этой темой интересовался еще с юношества, но не надо быть гением, чтобы знать, что некоторые смертельны, вдохни или выпей ты хоть каплю смертельной отравы.
Сил ему хватает только на взгляд в тоннель дальше - естественно, он изучал катакомбы перед операцией, изучал тщательно и скрупулезно, но одно дело изучить карту и ориентироваться в тоннелях, зная изначально, где находишься, а другое - пытаться понять месторасположение среди десятков одинаковых коридорах, отличие которых только в расположении надгробных табличек, да старых костей.
Они еще не отвоевали у них жизнь.

И милее утро, светлее дня,
Выйдешь ты, мой друг, привечать меня,
Спроводить меня на далекий путь,
Серебром в висок, или пулей в грудь...

[AVA]http://funkyimg.com/i/2q7BS.png[/AVA]
[NIC]Олег Волков[/NIC]
[SGN]http://sg.uploads.ru/dUgvA.gif[/SGN]

0

6

Среди ублюдков шел артист
В кожаном плаще мертвый анархист
———×———

     Из-за его необщительности многие считали его слабым и находили лёгкой добычей для издёвок. Но Сергей был не тем простым рыжим мальчишкой, которого они себе представляли. Он умел давать сдачи и не раз ставил своих обидчиков на место. В приюте это было обычным делом. Даже самые тихие и мирные вступали в драки и получали боевые шрамы, а после стояли на горохе несколько часов после громких криков воспитателей. Их будни проходили всегда одинаково, хоть окружающие их люди часто менялись. Для Сергея они все были одинаковыми: учителя, воспитатели, дети. Все они были ему неинтересны, поэтому и возникали конфликты. Все воспринимали игнор Разумовского как высокомерие и считали своим святым долгом вернуть мальчишку на землю, растоптать его, смешать с грязью. Понятия о морали в питерских приютах были очень размыты, но всё-таки были, поэтому Сергей с Олегом выросли сильными людьми. Вряд ли их криминальная жизнь была следствием воспитания таком заведении, но именно приют сблизил их, сделал лучшими друзьями.

     Но Сергей его предал. Всадил почти обойму, позволив внутреннему демону взять вверх. Он должен был убить Олега в следствии глупой игры, которую затеял с целью отомстить Грому. Вот только кому от этого стало хуже? В итоге Разумовский убеждал себя, что жизни некоторых наёмников и старого приятеля стоили сломанной жизни Грома, его съехавшей башни.
     Можно было просто убить эту рыжую журналистку, заставить Грома страдать, но ведь это было неинтересно! Сергей не мог поступить так, как это делали обычные преступники. Ему хотелось шоу, хотелось видеть лицо Грома перед собой, ощущать ужас, который он распространял по комнате. Это было просто незабываемое чувство триумфа, которое затмевало всё в Сергее. Это заставляло Птицу внутри шевелиться и визжать от восторга. В такие моменты они становились едины, делили одну плоть на двоих и действительно были могущественны. В такие редкие минуты Сергей не видел границ между ними. Они сливались в одно существо, которое могло вершить самосуд.
     Вот только Птица слишком много брала, кидалась в крайности и решила выпустить в Олега несколько пуль. Это было жестоко, это было неправильно. Сергей совсем не хотел, чтобы всё так вышло. Он был уверен, что разобьёт Грома в пух и прах, что лишится лишь нескольких пешек, наёмников Олега, жизнь которых совершенно была не важна. Но его опять обошли. Его победили, хоть Разумовский, нет, Птица уверял его, что победа в основной игре осталась за ними.
     Уже несколькими днями позже, когда боль от ран подутихла благодаря обезболивающим, Сергей по-настоящему осознал, что натворил. Лежа на койке в тюремном госпитале он понимал, что разрушил не только свой шанс быть свободным, но и утащил в пропасть Олега. Он ещё никогда так с ним не поступал, хоть и был редкостным засранцем, который любил использовать людей, а потом жестоко от них избавляться. Но они никогда не были дороги ему.
     Сергею нравилось думать, что Волков с ним только из-за денег. Что вытащил его из тюряги соблазнившись на кругленькую сумму. Это было не так больно. Всё-таки они не виделись довольно долго. С тех пор как их пути разошлись, Сергей не хотел связываться с Олегом. У него было несколько причин так поступать. Всё-таки они были слишком разные, хоть и грешили убийствами людей. Слишком недосягаем стал Разумовский, слишком поднялся над всем, что было в их прошлой жизни.
     Но вот только падать оказалось слишком больно.

     Олег был идеальным партнёром. Он напоминал Сергею о прошлом, когда их было только двое, когда единственными проблемами были скинхеды из соседнего подъезда и сессия. Тогда мир казался совершенно другим. Тогда в голове у Разумовского ещё никто не жил и он мог вести жизнь обычного студента. Пускай и немного фанатично зацикленного на программировании, но именно в этот период он был счастлив. Тогда у него ещё ничего не было кроме старенького б/у`шного ноута, ролтона и нескольких шмоток. Он не был оборванцем, однако мог дать такое впечатление о себе именно из-за постоянных часов в сети. Для него внешний мир никогда не был интересен. Он хотел стать лучшим и он стал им, затыкая преподавателей на лекциях и вступая с ними в спор. Разумовский всегда знал, что хотел и умел добиваться своих целей. Вот только Доктор в его голове не всегда был согласен с этим. Он знал все слабые места Сергея и прекрасно вертел им как хотел. Настолько же сильно он захватил его сознание, если смог выстрелить.
     Итальянская тюрьма отличалась от русской. Там его боялись, уважали, а некоторое даже боготворили. Никто не давал точного описания того, что сотворил Разумовский, но все были уверены в том, что он сущий дьявол. Многие сидели за этими стенами и за более тяжкие преступления. Они губили десятки людей, ломали сотни жизней, но только Сергей вызывал у них трепет граничащий с ужасом. Это бы обязательно потешило бы и его, и Птицу, но он мог думать только о прошлом, сожалея и коря себя.


http://savepic.ru/13346301.gif  http://savepic.ru/13352445.gif
We made these memories for ourselves
Where our eyes are never closing

Hearts are never broken

▿ ▿ ▿ ▿

     Он не видел то, что происходило вокруг. Он вообще ничего не видел. Его глаза застилала стена дыма, а лёгкие были заполнены ядовитым газом. Разумовский и не надеялся выжить здесь. У него была совершенно другая цель: спасти Олега. Он никогда не занимался подобным, никогда не делал что-то ради другого человека. Его называли филантропом, писали в газетах: «миллионер Сергей Разумовский пожертвовал огромную сумму в фонд N». Им восхищались, а особенно ненормальные называли святым. Но он просто избавлялся от ненужных денег. Отправлял на банковские счета с помощью смартфона сумму и уже через минуту забывал об этом. Для него это было незначительно, неважно. Его не волновало куда шли его деньги. Сергей доверял их фонду, а тот уже сам распоряжался средствами. Разумовский удивлялся, когда его называли филантропом, но никогда не отказывался от этого звания. Он отдавал людям то, в чём не нуждался. Взаимовыгодная сделка.
    Однако он никогда не делал что-то для конкретного человека.
     Сейчас он готов был на всё ради спасения Олега. Вот такая страшная ирония. Раньше, несколько месяцев назад, он наставил на него ствол и почти лишил жизни, а сейчас готов был подорваться на собственном дурацком изобретении. Он был сумасшедшим, безумцем с демоном в голове. Он совершенно не думал о своём будущем или о том, что представляет угрозу для окружающих. Сейчас ему нужно было найти путь наружу, чтобы Олег испустил свой последний вздох под чистым небом, лет эдак в восемьдесят. Но они оба знали, что вряд ли они доживут до сорока.
     Сергей был не в себе. Он ничего не слышал и не видел. Он не хотел подниматься и куда-то идти. Сейчас ему просто хотелось развалиться на этой сырой земле и сдохнуть. Птица наклонилась к нему, укрыла черными перьями, закрывая от внешнего мира. Со стороны это казалось проявлением заботы, но Разумовский знал, что на самом деле сейчас над ним возвышалось его собственное ухмыляющееся лицо. Доктор молчал, ничего не говорил, а только тяжело дышал и ухмылялся,  разинув свою огромную клыкастую пасть. Он тянул к Сергею свои острые когти, не торопясь впиваться ими в кожу. Сейчас он чувствовал власть и собирался насладиться этим с полна.
     Сергею казалось, что он снова очутился в одном из своих снов. Что Доктор, поджидающий его, придумал на этот раз что-то особенно изощрённое. Он не любил Олега и был точно не в восторге от последних действий Разумовского. А за подобное он любил его наказывать. И сейчас Серёжа чувствовал сильную боль в виске, как будто его хорошенько приложили обо что-то.
     В голове раздался громкий хохот и он не задумываясь прижал руки к ушам, стараясь заглушить звук, но это лишь раззадорило Доктора.
     — Уйди! — Разумовский хотел закричать, но лишь в ужасе простонал. Он не мог позволить Птице взять вверх. Только не сейчас, только не когда они с Олегом в опасности. Голова трещала по швам. Ему казалось, что доктор скребётся внутри, желая разорвать его, довести до крайности. Он хотел, чтобы Сергей ему подчинился и в этот раз, вонзил в Олега острые когти, порвал ему глотку и навсегда избавился от балласта. Для Доктора это был именно балласт, ведь Сергею не должны мешать чувства. А человек, ради которого он рискует жизнью, представляет собой угрозу номер один.
     — Прекрати сопротивляться, тряпка! — Птица рычала, вонзала свои когти ему в грудь, рвала кожу, выпуская кровь наружу и хотела добраться до сердца. Её глаза снова пылали красным и опаляли своим жаром. Птица была в ярости. — ты слаб и жалок. Ты омерзителен мне. Тело, в котором мы заперты, гниёт из-за твоих слабостей и стонет в агонии, когда ты делаешь что-то для этого человека.

«Ты принадлежишь мне»

     Сергей поднял голову. Грудь была спрятана под толстым слоем одежды и была цела. Кровь не заливала пол, а резкая боль ушла. Птица всё ещё стояла над ним, готовая в любой момент снова напасть, снова разорвать его грудь в клочья. Он знал, что это так просто не закончится, что Доктор снова и снова будет мучить его, будет желать вернуть себе. Пусть Сергей был слабаком в его глазах и полным неудачником, но именно он лишал жизни тех людей в саду. Именно он был Гражданином. И сейчас, когда они с Олегом борются за жизнь, именно он будет тем, кто найдёт выход.
     —Олег... ты не получишь его. — Разумовский улыбается одной из своих безумных улыбок и наконец-то поднимает голову. Всё тело болит, как будто он вернулся назад в Венецию и снова пережил весь шквал ударов Грома. Он тогда был в ярости, был не в себе. — я расскажу ему, что на самом деле произошло тогда. Я добьюсь его прощения.
     Птица презрительно морщится и поднимает его выше, отрывает от земли, впиваясь острыми когтями в подбородок. Сергей чувствует как вниз капает горячая кровь и с вызовом смотрит в пылающие глаза. Он знает, что дразнить Доктора нельзя, что сделав это он подпишет себе приговор, но ничего не может с этим поделать. Сейчас на кону стоит слишком многое, а Сергей слишком долго был слабым.

     Сергей Разумовский растянулся на полу у двери импровизированной тюрьмы. Агония или бред, в которой его втянула взрывная волна никак не проходил. Сейчас он был похож на наркомана, поймавшего кайф, а не на раненого человека. Наверное, со стороны это выглядело пугающе: человек, болтающий с воздухом, шипящий от боли и яростно сражающийся с собственной тенью. Но он не вызывал жалости. Никогда. Он был всё тем же русским дьяволом, пугающим людей.
[NIC]Сергей Разумовский[/NIC]
[AVA]http://funkyimg.com/i/2pK3i.png[/AVA]
[SGN]http://savepic.ru/13312509.png[/SGN]

0

7

В трёх шагах от свободы.
Две стрелки на полчаса.
Любоваться на мир в бездонных твоих глазах,
Расцветающих рвами зрачков.
Не смотреть назад.
Расскажи мне, какого волка, точнее, пса
Ты цепного скорей накормишь?

На губах жжёный привкус, как первый вестник паники - Олег встречает её с удивлением. Они выбрались из ловушки, надо лишь проверить тоннели впереди, один обязательно ведет к выходу, но сердце все равно сдавливает стальными нитями необъяснимого страха, отчего оно гулко стучит в ушах. Он снова применяет один из методов дыхания, предназначенный для того, чтобы сконцентрироваться перед стрельбой, и пытается вернуться к психологическом установкам - способ, который он отрабатывал годами, но сейчас это помогает лишь наполовину. Паника не овладевает им, но сердце неприятно заходится, мешая ровному дыханию.
Голос Сергея в этих стенах звучит неестественно - они давно отвыкли от речи живых.
Отчего то он прогоняет его, и в совокупности с ситуацией это еще нелепее, и наружу просится дурацкая, лишенная всяких эмоций, кроме жесткости и злости.
-Да я бы с радостью.
Сергей, кажется, не слышит его, оседает на пол - Олег не видит его глаз, все лицо закрывают волосы, и со стороны это выглядит жутковато. Если бы они были не здесь, не вели бы борьбу за жизнь, он бы наверняка не обратил бы внимания, потому что это с Разумовским случалось - он мог подолгу смотреть в одну точку, или вести беседы сам с собой поздней ночью в постели, выпрямившись и бормоча что-то. Про лунатизм Олег был наслышан, поэтому особенно не волновался - форма была не очень тяжелой, потому что на карнизах он Сергея ни разу не заставал. Его неуравновешенность должна была отражаться в чем-то, и то, как она проявлялась, его устраивало. В детстве это пару раз пугало, особенно когда Сергей ругался - действительно ругался с кем-то на повышенных тонах, но потом Олег больше никогда не замечал такого.
То, что происходило сейчас, было похоже на эпизод из детства, но выглядело страшнее. Он говорит о нем. В первую минуту Олег цепенеет, пытаясь найти этому объяснение, пока Сергей кричит на кого-то, затыкает уши руками, падает на пол, хватается за себя, будто пытается сдержать кровь из невидимых ран, и, наконец, улыбается, и Олег жалеет, что успевает скользнуть по его лицу взглядом в этот момент, потому что это улыбка еще долго стоит перед глазами, совершенно дьявольская и безумная, заставляющая его застыть, когда он пытается сделать шаг, чтобы привести его в чувство...

Перепутались руки, что цепи переплелись.
Так торопимся вверх,
Что всё время взлетаем вниз.
Разум твой стал пристанищем демонов и убийц.
Где те признаки, что отделяют от смерти жизнь? –
Слишком много общих.

...Звонок раздается не вовремя, но это - постоянная, потому что понятия "вовремя" у Олега не существует. Он не любит разговаривать вот так, предпочитая встречи, потому что лгать по телефону легче в разы, не видя чужих пристальных глаз и не ощущая угрозы. Но иногда это средство бывает удобным, поэтому завести его приходится.
В трубке с неизвестного номера долго молчат, и Олег уже делает неуловимое движение, чтобы сбросить, но в эту же самую секунду трубка оживает, как будто там чувствуют, и он слышит искаженный помехами голос, вымученный и срывающийся, но знакомый до боли в сдавленном горле. Олег искусно играет легкое удивление, а потом безразличие, перекидываясь с Сергеем парой фраз и коротко отвечая на его вопросы, и так же умело игнорируя мысли о том, насколько они были близки и как может сблизить и одновременно увеличить пропасть из лет связной кабель.
Поэтому, когда Сергей называет причину своего звонка, Олег озвучивает заоблачную сумму из чистого интереса, ради того, чтобы задеть в нем то, что он спрятал так же глубоко, как и Волков, и может быть, еще глубже. То, что возродил звук его голоса на том конце...
и ожидает - Олег ожидает чего угодно, хриплого смеха, или "я всегда расплачивался с тобой другим способом", или "русским не платят и половину твоей цены", но никак не "деньги будут на твоем счету через пять минут".
Это, пожалуй, не просто увеличивает пресловутую пропасть - разрушает её, потому что не может быть никакой пропасти между партнерами, не может быть никакой связи, только выполнение работы и её оплата. Сергей его п о к у п а е т, как бы цинично это не звучало, и, Господи, это вообще то образ олеговой жизни, но сейчас ему почему то слишком неожиданно больно. И слишком сильно.

Стены здесь живые. Когда Олег понимает это, он принимает это со странной легкостью. Они шевелятся и стелятся живым дымом, окутывая собой кости, забираясь в пустые глазницы черепов, клубясь и извиваясь по собственной, странной прихоти. Ему кажется, что откуда-то льется отрешенная музыка с хором, как если бы они попали на отпевание важной персоны века XVII, и вокруг не промозглые стены, а высокие своды храма, и звуки уходят вверх, под фрески итальянцев, и стоит только запрокинуть голову, и ты увидишь мягкие разноцветные лучи сквозь витражные стекла...
Потолок не так высоко, как кажется, всего лишь в нескольких сантиметрах над их головами, и теперь он тоже живой. Олег заставляет себя оторваться от этого зрелища, наконец оказываясь рядом с Сергеем, приподнимая его за грудки и ощутимо встряхивая. Тот совсем безвольный и висит в его руках мешком, поэтому он применяет больше силы, ставя его на ноги. Смысла в его взгляде нет совершенно, и он настолько же отрешен, как звучащая в ушах музыка, словно Сергей был в его неокрепших видениях, перенесясь туда полностью, в отличие от сопротивляющегося до конца Олега.
-Сергей!
Он замахивается для удара, рассчитывая силу так, чтобы удар был легким и точным, заставляющим очнуться, но ударить не успевает, замечая опасно вибрирующий потолок. Дым дрожит, и Олег оценивает ситуацию в следующую же секунду, дергая его и вжимая спиной в стену, абсолютно неосознанно подставляя под удар спину и зажмуриваясь, скорее ощущая, чем слыша, глухой гул плит, готовых обрушиться, и действительно чувствует удары
но вместо оглушающего грохота наступает тишина. Олег, наверно, впервые за несколько часов, за весь день по настоящему ошарашен тем, что ничего не происходит - плиты и кирпич не падают с потолка на пол, дробясь и разлетаясь на куски, и внутрь не проникает яркий свет и не сыплется желтый песок...
Он трясет головой. Это уже было с ним, в песчаных карьерах на Дальнем Востоке, в аду из жары и песка, но они - в Италии, хоть ему, почему-то, так же невыносимо жарко. А еще он чувствует себя невероятно глупо, отрываясь от стены - зато в глазах Разумовского искреннее непонимание, хоть какая-то человеческая эмоция за последние полчаса. Сил хватает только на несколько слов, потому что язык неожиданно сложно ворочается во рту, и все вокруг снова качается и дрожит, но теперь Олег осознает, что это только в его голове, и судорожно пытается удержать себя в сознании.
-Это газ. Нам надо выбираться.
Он не знает, в состоянии ли идти Сергей, поэтому пропускает его вперед, идти вдоль стен. За поворотом развилка на два тоннеля, и это вызывает в нем только отголосок раздражения и усталости, потому что больше он ни на что не способен. Со стороны, наверно, выглядит так, словно они приняли что-то сильное и дорогое, или надрались до полуобморочного состояния, и сейчас Олег бы с удовольствием оказался в том мире, где это действительно было бы так.
Он наугад выбирает левый тоннель, жадно вдыхая воздух - он как будто чище, но мысли он, почему-то, не проясняет, и голова гудит так же гулко и тяжело.
Он снова слышит отдаленные звуки, но уже не доверяет своему сознанию - приглушенный шум машин, полицейские свистки, тихий гул улиц.

В трёх шагах от безумия.
Изломанный скорбью рот.
Всё случится как должно, но ровно наоборот.
Осушить эту реку нельзя, остаётся – вброд,
Ты позволишь мне захлебнуться?
Мы однажды сгорим в ядовитом своём огне.
Как вести себя в мире, если война во мне?
Ты плутаешь в дрянном дурном бесконечном сне
Без надежды проснуться.

[AVA]http://funkyimg.com/i/2q7BS.png[/AVA]
[NIC]Олег Волков[/NIC]
[SGN]http://sg.uploads.ru/dUgvA.gif[/SGN]

0


Вы здесь » тест » Новый форум » Смола в нашей крови


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно