Едва я устойчиво становлюсь на пол и пересекаюсь с ним взглядом, я понимаю - я сделал правильный выбор, задержавшись здесь ради встречи с ним. Сиксмит не станет критиковать действия или задавать ненужные вопросы; он подберет нужные мне слова сейчас так умело, что я снова почувствую себя дома. Как если бы он был. Как если бы с домом ассоциировалось что-то теплое, а не вечные придирки и упрёки.
То, что мы вообще каким-то образом сошлись, было удивительно. Еще более удивительно было то, что мы импонировали друг другу, учитывая то, что были, наверно, единственными людьми с таким характером в окружении каждого. Сиксмита иногда можно было цитировать в энциклопедиях с полным сохранение научного слога даже в обычной речи, я же иногда жутко удивлял его какими-то выходками, которые в моей компании были в порядке вещей. Удивительно, но мне никогда не было скучно - может быть, он и не тяготел к искусству, но знал о нем много, не симпатизировал новым веяниям в музыке и литературе, но вполне мог поддержать в этом разговор. Иногда мне в голову закрадывалась мысль, что он интересуется этим ради меня, но, каким бы эгоцентричным человеком я ни был, я не мог судить об этом с уверенностью.
Если бы я был учить менее взволнован и возбужден, и мог быть рассудительным, насколько я вообще могу, то в голове родился бы вопрос, надолго пошатнувший все мои эмоции. Способен ли я был так резко повернуть назад, одолеваемый порывом немедленно куда-то уехать, ради того, кого считал просто другом? Со всеми ли друзьями мне было так спокойно и почему никто из них не смог бы оказать мне соответствующей поддержки, а тот, кто на первый взгляд меньше всего для этого годился - смог? Но сейчас я слишком нервничал, чтобы задаться этим вопросом, и поэтому он поразил меня несколько позже, став открытием и откровением.
Может быть, Сиксмит действительно был моим рациональным оплотом, якорем благоразумия, и все же, когда он окутал и заразил меня своим спокойствием, коснувшись плеч, я понял, что ответить на вопрос мне нечего, и тут же почувствовал себя глупцом. Пафосное появление и начало - это все, что у меня было, как у каких нибудь бездарных сочинителей, прикрывающимися красивыми вступительными аккордами и выдумывающими совершенно тривиальное продолжение в духе полек-пустышек. У меня совершенно не было плана. Честно говоря, у меня не было ничего, кроме партитур, близкого друга и огромного желания уехать подальше от грузящего баса папеньки, постоянно звучащего в голове.
-Первый поезд отходит в Ниццу, а оттуда..куда угодно. На Корсику, например. - медленно начал я, подбирая слова так, словно план у меня есть, причем самый настоящий, продуманный и логичный. А потом прошел вглубь комнаты, в спасительный полумрак, в котором не будет видно растерянного взгляда. Только уверенный голос. - Достаточно далеко, чтобы меня не достали даже квитанции и отцовские угрозы.
Фробишер-старший искать меня, наверно, не собирался, но на всякий случай мне хотелось уехать как можно дальше. Настолько, насколько позволял кошелек и воображение.
Даже мне эта затея казалась рискованной, но тем лучше - риск всегда рождал адреналин и азарт, толкавший меня вперед Идеей я уже загорелся - места там, наверно, дивные,